О чем писала нижегородская пресса в феврале 1919 года
В феврале 1919 года в Нижегородском революционном трибунале слушалось дело восьми фальшивомонетчиков: Александра Балягина, Павла Морозова, Алексея Суворова, Ивана Алексеевкина, Федора Терехина, Александра Богоявленского, Петра Сударикова и Павла Мамонтова.
Первоначально оно было передано в окружной суд, однако потом ввиду особой важности и большого количества орудий преступления, изъятых у обвиняемых, все материалы направили в ревтрибунал. «Зал суда представляет небывалую картину – все свободное пространство занято… типографией, – писала «Нижегородская коммуна».
– Тут мелкие типографические машины, типографские камни с оттиском на них сорокарублевых керенок, машины для пробивки отрыва на листах марок, фотографический аппарат громадных размеров, большие электрические фонари, вальцовки, цинковые листы с пробитой сеткой для водяных знаков, клише государственных орлов для кредитов старого образца, банки, бутылки с остатками разных жидкостей, красок. На столе у председателя конверты с десятками тысяч фальшивых керенок».
Напомним: керенками называли казначейские знаки образца 1917 года, выпуск которых был организован Временным правительством с 18 сентября. Они имели только два номинала – 20 и 40 рублей. После революции Народный банк РСФСР продолжил использование и выпуск этих банкнот, которые находились в обращении вплоть до 1 октября 1922 года.
Несмотря на тот факт, что основная масса данных дензнаков была выпущена при большевиках, в народе они получили название «керенки», по фамилии председателя Временного правительства Александра Керенского.
Началась эта криминальная история с того, что во второй половине 1918 года Нижегородскую и Пензенскую губернии наводнило огромное количество фальшивых денег. Доходило до того, что ими уже стали выдавать получку на фабриках и зарплату в отдельных госучреждениях.
Долгое время происхождение денег установить не удавалось, но потом, на основании агентурных сведений, милиция нагрянула с обыском в квартиру железнодорожного служащего Богоявленского, проживавшего в Ново-Николаевском поселке.
Там были обнаружены два литографских камня с оттисками лицевой и оборотной сторон 40-рублевых керенок, краски и различные типографские принадлежности.
ЗАГАДОЧНАЯ КВАРТИРА В БЛАГОВЕЩЕНСКОЙ СЛОБОДЕ
Дальнейшее расследование привело стражей порядка в типографию «Андромеда», принадлежавшую Александру Балягину и находившуюся в одном из домов Благовещенской слободы (нынешняя улица Черниговская).
Увиденное там было вполне достойно описания в детективных романах Конан Дойля или Агаты Кристи. «Первая комната квартиры Балягина со стороны парадного входа представляла собой кабинет, следующая имела вид заброшенной типографии, с машинами в разобранном виде, далее шли жилые комнаты, из которых по маленькой лестнице можно было пройти в небольшую комнату без окон, представлявшую собой хорошо оборудованную химико-фотографическую лабораторию, – так описывалась загадочная квартира в материалах дела.
– Все помещение – с хорошо оборудованным освещением и такой же сигнализацией. В этой комнате был обнаружен провод, ведущий куда-то вниз, в глубь подвала. Осмотр подвальных помещений дома почти в самой середине, пройдя несколько совершенно темных комнат, обнаружил помещение, лучше других отделанное, где оказалась большая типографская машина. Комната эта соединялась электрическими проводами и сигнализацией с лабораторией.
Вообще вся квартира Балягина была опутана сетью электрической сигнализации. При обыске всех этих помещений были найдены 46 штук фальшивых кредитных билетов Пензенского отделения Государственного банка, сторублевого достоинства, бумага для печатания их, цинковая сетка, рисунок которой сходен с водяной сеткой керенок, бумага для печатания марок, куски негативов с водяными знаками керенок, большого размера фотографический аппарат и множество различных химических составов».
Как установило следствие, Балягин оказался матерым аферистом и мошенником, ранее орудовавшим в Казани, Саранске, а после провалов и нескольких крахов он обосновался в Нижнем Новгороде. Здесь-то и решил под видом типографии создать цех по печатанию денег. Благо керенки с точки зрения защиты и технологии изготовления, мягко говоря, не являлись образцом. Подделывали их часто и все кому не лень. Но для работы были нужны кадры…
В 1917 году Суворов, участник мировой войны, комиссованный в связи с ранением, был принят Балягиным на работу в качестве корректора. А когда выяснилось, что тот хорошо рисует, хозяин привлек его к участию в подделке дензнаков. Поначалу подпольный «банк» испытывал недостаток в средствах, но на помощь пришел крестьянин из села Сорлей – Морозов, согласившийся финансировать «доходное предприятие» из своих сбережений.
Однако дело все равно шло медленно. Балягин успокаивал компаньона: скоро приедут «московские мастера» и поставят всё «на широкую ногу». Затем в качестве спонсора был привлечен железнодорожный служащий Алексеевкин, выделивший на приобретение различных технических средств несколько тысяч рублей. Он же пригласил к участию в деле своего сослуживца Терехина. Общий объем «инвестиций» в производство денег составил 35 000 рублей.
Вскоре бизнес стал расширяться, и часть машин отправили в село Сорлей – в квартиру Морозова, где «работал» военнопленный австриец, некий Хвойко. Вскоре прибыли и «московские мастера», опытные фальшивомонетчики, давшие нижегородским коллегам ряд ценных указаний и поделившиеся новыми технологиями. К лету 1918 года в типографии Балягина трудились уже 5 человек. Причем хозяин даже привлек к печатанию денег своего сына. Надо же ремесло подрастающему поколению передавать!
В качестве распространителей продукции были привлечены багажный весовщик Московско-Казанской железной дороги Богоявленский и багажные раздатчики Судариков и Мамонтов. Разъезжая на поездах по линии Нижний Новгород – Пенза, они разменивали фальшивые керенки и билеты Госбанка в магазинах, ломбардах, скупали на них золото и драгоценности.
«КЛАССОВЫЕ БРАТЬЯ НАРУШАЛИ ЗАКОН, НО БУДУЧИ ЗАРАЖЕННЫМИ ЯЗВАМИ КАПИТАЛИЗМА»
После ареста фальшивомонетчики стали валить всё друг на друга, а сам Балягин и вовсе обвинил во всем родного сына. Мол, недоглядел, плохо воспитывал, а тот превратил отцовскую типографию в подпольный банк! Потом выяснилось, что уже в тюрьме обвиняемые предложили Суворову взять всю вину на себя и за это получить по 6000 рублей с каждого участника шайки.
Однако сам Суворов, наоборот, решил сдать с потрохами всех подельников. Ведь согласно тогдашним законам РСФСР добровольно назвавший своих подельников преступник мог быть вовсе освобожден от наказания. Когда бывшие «коллеги» узнали, что «корректор» дает на них показания, они решили «убрать» его по-тихому.
Сначала подговорили сокамерников убить Суворова во время общей помывки в бане, однако за обедом один из сидельцев предупредил его о готовящемся покушении. В итоге в баню он попросту не пошел. Тогда через несколько дней Суворову прислали гостинец, будто бы «от родных с воли». Но никаких родственников в Нижнем Новгороде у «корректора» не было, поэтому передача показалась ему подозрительной. Как показала экспертиза, в ней были отравленные стрихнином хлеб и сахар.
В общем, дело таки дошло до суда. Несмотря на то, что оно рассматривалось в трибунале, процесс оказался долгим и трудным. Достаточно сказать, что на заседаниях выступили 45 свидетелей, а адвокат Сибиряков постоянно заявлял ходатайства и протесты (все-таки это еще был не 1937 год!).
«Тьма вещественных доказательств, доставленных в суд, в большинстве своем отношения к делу не имеет, составляя обычную основу всякой типографии, – сказал он в заключительной речи. – И только своей громоздкостью все это преувеличенно действует на публику и заседателей революционного трибунала.
В самом обвинении множество шатких положений». Кроме того, в духе времени Сибиряков попытался свести суть процесса к моральной и политической стороне. Мол, все подсудимые – классовые братья пролетариата, а нарушали закон (нет, не из благих намерений!) будучи зараженными язвами капитализма. А таковой уже уничтожен, посему как бы и сажать их не надо. «Уголовная преступность есть не что иное, как порождение капиталистического строя, – заявил адвокат.
– Безработица, голод, беспощадная эксплуатация капитализма – вот что толкало пролетариат на путь преступлений. Для чего делают фальшивые монеты? Для того, что в капиталистическом государстве деньги – всё. Старый строй рухнул. Должны отойти в область преданий и преступления, вызывавшиеся им. И вы, товарищи судьи, призванные карать наших классовых врагов и сознательных врагов революции, не забудьте, что судите наших классовых братьев, зараженных язвами павшего строя».
Однако ревтрибунал не внял пламенным доводам адвоката, наказав фальшивомонетчиков по всей строгости! Все-таки подделка дензнаков во все времена считалась тяжким преступлением, ибо она подрывает саму основу государства и его монопольное право на изготовление оных. Главарь шайки Балягин, с учетом его прежних «заслуг», был приговорен к высшей мере наказания – расстрелу.
Суворов, несмотря на раскаяние и признание, получил 15 лет тюрьмы с принудительными работами, такой же срок отписали Богоявленскому и Морозову. Терехина приговорили к 10 годам, Алексеевкина – к пяти, Сударикова и Мамонтова – к трем. Таков был печальный конец нижегородских изготовителей керенок.
Виктор МАЛЬЦЕВ «Ленинская смена»
