За что сожгли комсомольца в 1932 году
Все граждане, родившиеся в СССР, помнят легендарную историю Павлика Морозова – ученика Герасимовской школы Тавдинского района Уральской области. Пионер-герой, противостоявший кулачеству, сдал органам собственного отца, председателя сельсовета, который в 1931 году был осужден вместе с соучастниками на 10 лет за то, что, «будучи председателем сельсовета, дружил с кулаками, укрывал их хозяйства от обложения, а по выходе из состава сельсовета способствовал бегству спецпереселенцев путем продажи документов».
Морозову-старшему вменялась выдача раскулаченным поддельных справок об их принадлежности к Герасимовскому сельсовету, что давало им возможность покинуть место ссылки. За этот поступок Павлик и был зверски убит собственными родственниками в сентябре 1932 года.
Решением Уральского областного суда в убийстве Павла Морозова и его брата Федора были признаны виновными их дед Сергей Морозов, 19-летний двоюродный брат Данила, бабушка Ксения и крестный отец Арсений Кулуканов (в качестве деревенского кулака – как инициатор и организатор убийства). Кулуканов и Данила Морозов были расстреляны, а восьмидесятилетние Сергей и Ксения Морозовы умерли в тюрьме.
«ЖИЛ-БЫЛ ПЕТЬКА, ПЕСЕННИК И БАЛАГУР…»
История получила широкую известность, Павлику Морозову были установлены памятники во многих городах и пионерских лагерях Советского Союза, а на его примере воспитывали несколько поколений детишек. Кроме того, сравнение с Павликом Морозовым стало синонимом предательства детьми своих родителей…
Между тем случай с 13-летним пионером был далеко не единственным в ту эпоху. В условиях, когда партия требовала создавать колхозы и громить кулачество, общество, естественно, раскололось на тех, кто был за кулаков и против них. А поскольку под «кулаками» понимались зажиточные крестьяне, заработавшие всё своим горбом, они, разумеется, не желали отдавать добро «в общий котел» и за подобные идеи могли и порешить.
Роковой раскол нередко происходил не только среди односельчан, но и внутри семей (хотя в любой большой деревне, по сути, все как бы приходились друг другу родней). Доходило до того, что зять раскулачивал богатую тещу, нищий тесть – зажиточного свата и т. п. Активно вовлекалась в этот процесс и молодежь. Одна ее часть уже была воспитана на комсомольских ценностях, другая еще поддерживала «традиционную» деревенскую мораль. В общем, эксцессы были неизбежны.
В Горьковской области (Арзамасский район) был свой «Павлик Морозов», тоже жестоко убитый кулаками, а звали его Петя Гатилов. Правда, из пионерского возраста он уже вышел, посему сразу попал в комсомольцы. Более того, юноша устроился на работу селькором (сельским корреспондентом) газеты «Беднота», на страницах которой стал нещадно бичевать кулаков, в том числе собственных знакомых и родственников.
А потом был зверски убит (сожжен живьем). В декабре 1932 года неустановленный автор сочинил поэму под названием «Петя Гатилов», которая освещала это событие в духе времени. Ее опубликовала комсомольская газета «Ленинская смена».
Петя был сыном бедного крестьянина, но многие родственники и односельчане являлись кулаками и подкулачниками. Выросший бедняком, юноша не работал, только пил, гулял и прослыл деревенским бабником.
«Жил-был Петька, песенник и балагур и ухач на зависть всем ребятам.
По ночам душил соседских кур, головы отвертывал утятам.
И к добыче, сжаренной в ночном, самогонки доставал бочонок.
Самым первым был он драчуном и желанным парнем всех девчонок».
Так описывало никчемную жизнь Петьки начало поэмы. Однако потом парень вдруг осознал, что годы его проходят зря. Понял, что жизнь пролетает мимо: в то время как вся страна строит социализм, он только хулиганил и «портил по две девки на неделе». Проникся тем, что все эти кулацкие собаки, понимаешь, «наглеют, выдавливают сок из бедняков и детишек оборванных не жалеют». Тошно стало ему жить «в отцовской яме», хоть вешайся. И тогда бросил Петька старых дружков, старую жизнь, перестал пить и пошел в комсомол!
«И пришел за славой в комсомол. Мы допросами не донимали,
Молча руки подали ему – все мы Петькины «заслуги» знали.
Слова сказанного не слыхали, мы его молчанье понимали
Лучше всяких покаянных слов. Нелегко, видать, перегорали острые занозы вечеров.
Нелегко, видать, весенней ранью забывалась веночка-душа.
Нелегко сиделось на собранье, где не понимал он ни шиша».
«…ТОЛЬКО ПЫЛЬНЫЙ КОЖАНЫЙ САПОГ УКАЗАЛ, КТО БЫЛ ЖИВЬЕМ ЗАЖАРЕН»
И тут-то Петька понял, что новый мир – «с морями и огнями», «с миллионом сел и городов», с коллективизацией и индустриализацией, пышущими жаром мартенами, дворцами культуры и т. п. – был заслонен ему «старыми плетнями», всякой там темнотой и грязью, исходящей от односельчан его – кулаков. А потому решился он всеми силами бороться с этой нечистью.
Причем не кулаками, как раньше, во время драк, а крепким печатным словом! Петька устроился селькором в местную газету «Беднота», которую курировала редакция «Ленинской смены», и написал позорную статью про кулаков. А вскоре обгоревший труп Петьки нашли в поле…
Далее поэма гласила:
«Мы ее до дырок зачитали, всё до слова знали наизусть.
Навсегда селькора оставляли окаянная тоска и грусть.
К сенокосу умер наш селькор, и нашли его в ботве – в картошке.
Принесли его к отцу во двор обгорелым, вроде головешки.
И узнать его отец не мог – хоть глазами черного обшарил.
Только пыльный кожаный сапог указал, кто был живьем зажарен…»
Ну а дальше всё было как в гайдаровской «Сказке о Военной тайне, Мальчише-Кибальчише и его твердом слове», опубликованной в апреле 1933 года в газете «Пионерская правда»: плывут пароходы – привет Мальчишу, пройдут пионеры – салют Мальчишу!
К могиле Петьки Гатилова со всей округи приезжали комсомольцы и пионеры, у нее проводились митинги и выездные собрания, на которых плачущая молодежь клялась продолжать дело Петьки, нещадно давить кулаков и буржуев.
«Мы врагам за Петьку отомстим, пусть они не обнимают ноги,
Мы напомним толстобрюхим им, как селькор дымился у дороги.
Будем глухи к их отцам седым, пусть они не говорят о боге,
Мы напомним богомольным им, как селькор дымился у дороги.
Будем глухи к женам молодым, будем глухи к родственникам многим,
Мы напомним присмиревшим им, как селькор дымился у дороги»,
– так завершалась эта поэма.
«ЛЕНИНСКАЯ СМЕНА» ВЫВЕЛА НА ЧИСТУЮ ВОДУ КОММУНИСТА-РАЗВРАТНИКА
«Ленинская смена» в 30-е годы нередко выводила на чистую воду разного рода мерзавцев, проходимцев и моральных разложенцев. Одна из подобных историй началась с того, что в редакцию явился моряк Черноморского флота, комсомолец Николай из Балахны.
Он поведал журналистам грустную историю о том, как ушел добровольцем в армию, оставив в местном детдоме двух своих сестер. При этом лично просил директора учреждения Ермилычева и его зама Сидорова позаботиться о девочках. Последний нехороший взрослый дядя, как оказалось, понял эту просьбу по-своему.
Однажды Николай получил письмо от товарища по работе, в котором тот сообщил, что Клава – 15-летняя старшая сестренка – родила ребенка, переехала в общежитие, бросила учебу и нигде не работает. «Как такое могло случиться?!
Кто этот подонок, что сеструху «испортил»?» – с такими гневными мыслями ехал он в отпуск домой. Там его ждало настоящее потрясение. Оказалось, что отцом ребенка является 35-летний А. С. Сидоров. Более того, на него даже завели дело об изнасиловании (статья 153 тогдашнего УК), но потом прекратили ввиду «недостаточности улик» и «малозначительности».
Между тем в материалах дела было прямо сказано: «Гражданин Сидоров А. С. насильно принудил к вступлению с ним в половую связь несовершеннолетнюю воспитанницу детдома Клавдию Ч.». Более того, выяснилось, что, пользуясь временным отсутствием директора (полгода Сидоров исполнял его обязанности), он и вовсе превратил детдом в собственный гарем!
Член партии с 7-летним стажем по ночам в одном нательном белье заваливался в спальню девочек, где вел с ними «воспитательные» беседы на любовные темы, гладил им попки, ножки, а потом запросто ложился спать к одной из них в кровать. Клавдия была у Сидорова в роли «старшей жены», с которой он прямо при всех в течение полугода развратничал!
Девочки нередко бегали жаловаться на кухню – уборщице Марии Веретенниковой (мол, опять «дядя Сидоров пристает»), но та лишь разводила руками с тряпкой…
В итоге Клава забеременела, кто-то стукнул в милицию. Ну а когда Ермилычев – тоже член ВКП (б) – узнал о творящихся в детдоме безобразиях, он побоялся поднимать шум (самого же уволят – такое просмотрел!) и попытался уладить дело мирно. Подослал к Клаве свою жену, которая уговорила ее не давать показания на «дядю Сидорова».
Однако все попытки замять скандал провалились, когда в «Ленинской смене» вышла статья «Дело не будет прекращено!». В ней клеймились позором не только директор и его зам, но и следователь Соленов, незаконно прекративший дело.
Среди прочего газета опубликовала и так называемые стихи (вовсе не любовные!), которые развратник написал жертве: «Пожалей. Не губи! Ведь я так убит всем этим шумом… Если мне будет плохо, то и тебе будет от этого не лучше. Сейчас посылаю тебе 50 рублей. Буду помогать. Только не поднимай шуму!»
Понятно, что после публикации шум поднялся такой, что все указанные товарищи в итоге получили по заслугам!
Виктор МАЛЬЦЕВ «Ленинская смена»
