Как комсомольцы отпинали блатного (1956 год)
Теплый летний день 1965 года клонился к закату, в городе Горьком заканчивался очередной трудовой день. Возле гастронома номер 6, расположенного на Московском шоссе напротив главной проходной Горьковского металлургического завода, наслаждалась непритязательным досугом большая группа молодежи.
Распивали красное вино (кто-то из принесенного с собой грязного стакана, другие прямо из горла), рассказывали смешные истории, курили и веселились. Конечно, не ресторан и даже не забегаловка какая, зато дешево и на свежем воздушке!
А в это время мимо шли прохожие, проносились с натужным ревом переполненные автобусы, в которых уставшие трудящиеся ехали с работы домой…
В общем, неплохо складывался вечер у 15-летних учащихся ПТУ Женьки Карпова и Володьки Веселова, их старшего товарища – штукатура металлургического завода Славы Хренова и малолетнего приятеля – семиклассника Леньки Васина.
Часть денег квартет добыл «честным путем» – попросив у родителей денег на кино и пирожные, остальное предварительно ссыпали у них же из карманов. Ну, было там копеек семьдесят – стало пятьдесят, и кто ж это заметит? В складчину взяли одну бутылку красного, потом посчитали – хватило еще на одну, подешевле…
«МОЛОДЕЖНЫЙ ВЕЧЕР» ПРЕРВАЛО БЛЕСНУВШЕЕ ЛЕЗВИЕ ТОПОРА
После нескольких тостов в голове у молодых людей зашумело, приятный вечер стал казаться еще более приятным, голоса становились всё громче, а шутки всё грубее. В глубине души у Женьки, Володьки и Славки, конечно, скребли мысли, что потом как-то придется объяснять «родакам», почему пришел домой пьяным и т.п., выслушивать привычные нудные нотации: дескать, «докатился», «совсем распоясался» и др. Но до этого, во-первых, еще было далеко, а во-вторых, ничего страшного, уже отбрехивались.
Карпов, Веселов, Хренов и Васин являлись типичными представителями молодежи шестидесятых. Первые трое, как и положено, были комсомольцами, давали клятвы, сидели на собраниях, делая умные лица. Когда надо, надевали комсомольские значки с Лениным, знали, что надо говорить на линейках и митингах.
Ну а вечером снимали эти самые значки, скребли по сусекам или занимали до стипендии мелочь и шли в гастроном № 6. А по ночам мечтали вовсе не о коммунистическом будущем, которое строила страна, а где бы достать модные штаны и рубашку, как бы выклянчить у «предков» денег на модную прическу да соблазнить понравившуюся «чувиху». Самый младший, Лёнька, конечно же, был пионером, который, правда, подавал всем ребятам пример не как собирать металлолом и помогать бабулям, а по большей части как курить и пить пиво.
В общем, вечер советской молодежи так бы и прошел по типовому сценарию, если бы в один не самый прекрасный момент рядом с гастрономом не послышался треск ломающихся кустов, а потом из них не показался страшный мужик в пиджаке, с синим лицом, и не крикнул: «Вон он!»
Не успели пьяницы, в том числе молодые, сообразить, что ему надо, как кричавший выхватил из-под пиджака огромный охотничий топор, наточенное лезвие которого ужасающе блеснуло, отразив лучи заходящего солнца.
Большинство отдыхающих не стало, подобно Бунше из комедии «Иван Васильевич меняет профессию», внезапно попавшему в покои Ивана Грозного, в ответ на злобный крик («Отворяй, собака!») спрашивать: «Кому это он?»
Мужики в ужасе побросали бутылки и закуску и кинулись врассыпную! Кто бегом, кто на четвереньках – одним словом, кто как смог. Рванули куда-то во двор и Володька, Славка, Лёнька. А вот Женька почему-то замешкался (то ли флегматиком был по темпераменту, то ли просто растерялся).
В результате, когда мужик с топором достиг витрины магазина, перед ним оказался только этот самый пэтэушник. Который и получил удар топором, а потом еще один. К счастью, нападавший был тоже нетрезв, поэтому удары пришлись не по голове и шее, а по плечу и спине.
Женя, брошенный своими товарищами и мгновенно протрезвевший, в одно мгновение осознал, что его молодая, только еще расцветающая жизнь вот сейчас и здесь, у грязного крыльца гастронома, и закончится. Истекая кровью и изнемогая от боли, он собрал последние силы, увернулся от очередного взмаха топора и ринулся бежать.
– Не уйдешь, гнида! – слышался сзади задыхающийся от злобы голос преследователя.
«Надо сделать рывок, бежать к дороге, там машины, люди», – думал в отчаянии пэтэушник. Размышлять, что это за мужик и почему решил зарубить его, просто не было времени… Между тем случайные прохожие в ужасе и с криками разбегались в стороны, глядя на это дикое зрелище.
Евгений бежал что есть мочи, но раны и выпитые ранее стаканы «краснухи» сделали свое дело. Юноша споткнулся и упал. А уже через пару мгновений его настиг мужик в пиджаке. Вздыбившись своей огромной фигурой над лежащим парнем, он, словно палач, вознес высоко в небо топор и крикнул: «На! Получай!»
Однако в последний момент Карпова спас водитель автобуса Виктор Гаврилин. Возвращаясь домой из расположенного неподалеку ГПАП № 1, он увидел побоище, не растерялся и в последний момент успел схватить одичавшего пьяницу за руку, а потом и выбить топор. Ну а когда бешеный мужик попытался полезть в драку, сразу получил такой удар, что после кулака Гаврилина увидел уже лица врачей скорой помощи и сотрудников милиции…
ЗА ЧАС ДО ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИЙ: КОМСОМОЛЬЦЫ ОТПИНАЛИ БЛАТНОГО
Рецидивист Юрик Карнавский освободился из тюрьмы, в которой он сидел длительный срок за нанесение тяжких телесных преступлений, в конце зимы. Его «закрыли» в середине пятидесятых, когда всю страну наводнили массово выпущенные из тюрем зеки. Тогда тысячи людей, обученных уголовным понятиям, прошедшие через жестокие жернова еще сталинских тюрем, внезапно оказались в «мирной жизни», привнеся в нее традиции блатного мира.
Репрессивная машина резко сбавила обороты, в стране повеяло ветром свободы, и улицы на время оказались во власти криминала и шпаны. Даже милиционеров и военных бояться перестали, в порядке вещей было «отметелить легавого» прямо на улице. Однако эта эпоха быстро прошла, законы ужесточились, а многих распоясавшихся хулиганов снова отправили за решетку или вовсе «порешили». В начале шестидесятых за любое, даже бытовое, убийство чаще всего «подписывали под вышак».
Посему, когда изрисованный наколками Карнавский снова оказался на свободе, он попал совсем в другой мир. По улицам шныряли молодые люди в странных «прикидах», чувствовавшие себя хозяевами положения. Если раньше не дать закурить блатному считалось дерзостью, со всеми вытекающими последствиями, то теперь «оборзевшие» стиляги и даже простые пэтэушники могли запросто наподдавать такому «Николе Питерскому», да еще и в рожу плюнуть. А пожаловаться на «беспредел» тоже особо некому. Если раньше Карнавского уважали все кореша в округе, то теперь почти всех их пересажали, а другие спились, превратившись в жалкое отребье.
Именно в такую ситуацию и попал в этот день рецидивист Юрик. Возле упомянутого гастронома, куда он следовал за очередной бутылкой, ему попались два модно одетых молодых человека – студент университета Николай Угланов и контролер ОТК металлургического завода Лёва Грушников. Один – комсомолец, второй – кандидат в члены партии.
Однако в этот вечер (как, впрочем, и в предыдущий, и в позавчерашний) приятели никаких комсомольских поручений не выполняли, а тоже шли в гастроном за выпивкой. Так бы и разошлись они мирно с Карнавским, если бы тот не попросил у них закурить.
– Не курим, дядя, проходи мимо! – пренебрежительно ответил один из парней.
Юрику, всё еще с ностальгией вспоминавшему дни прошлой жизни, такой дерзкий ответ от «молокососов» показался оскорбительным. Он им что-то «предъявил», а те обиделись и не раздумывая, со всей комсомольской решительностью, дали в морду. Вскоре «авторитет» валялся в грязи, а Коля и Лёва, забыв устав ВЛКСМ, нещадно пинали его ногами. Мимо проходил старый токарь с того же завода Клемешев, который попытался урезонить парней, потом кто-то закричал: «Милиция!» Короче говоря, как следует наподдавав обидчику, Грушников и Угланов удалились.
Очухавшись, «авторитет» Юрик Карнавский, конечно же, почувствовал себя униженным и оскорбленным.
– Совсем уже молодежь оборзела! Блатного ни за что запинали… Сейчас я им покажу!
Отряхнувшись и вытерев кровь на губе, мужик ринулся к себе домой в частный сектор, где проживала его мать. Слазив в сарай, он нашел там топор: «Сгодится!» Потом понял, что прямо так по улице не пойдешь – «заметут», надо что-нибудь напялить.
Перерыв шкаф и найдя там старый отцовский пиджак, Карнавский «приоделся» и решительно направился к гастроному, будучи в полной уверенности, что его обидчики до сих пор там пьют и веселятся.
Правда, по дороге Юрик поймал себя на мысли, что лиц этих парней толком не запомнил: всё-таки пьяный был, да и произошло всё быстро.– Но ничего, на одном была модная яркая рубаха с широким воротом, на месте опознаю!
К «цели» Карнавский подходил скрытно, как разведчик на фронте. То есть кустами и зарослями. Приглядевшись к группе веселившейся молодежи, он увидел ту самую яркую рубашку…
ЧЕРЕЗ 2 МЕСЯЦА ПОСЛЕ ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИЙ: «НИКТО ИЗ НИХ НЕ ИМЕЕТ КОМСОМОЛЬСКИХ ПОРУЧЕНИЙ»
После ареста Карнавского и заведения уголовного дела милиционеры долго не могли разобраться в мотивах преступления. С чего вдруг матерый рецидивист решил средь бела дня зарубить на улице молодого парня, которого, как следовало из показаний потерпевшего и свидетелей, он впервые в жизни видел?
В итоге стражи порядка смогли установить все обстоятельства того злополучного вечера у гастронома № 6 и выявить всех участников событий.
Характерно, что хотя Грушников и Угланов сознались в избиении Карнавского, в суде они проходили свидетелями, а их действия народные заседатели сочли «самообороной».
Мол, опустившийся хулиган первым их ударил, а они немного «переборщили». Разумеется, учли положительные характеристики с места учебы и работы, комсомольские билеты. Правда, вступление в партию Грушникову всё же пришлось отложить.
«Авторитет» Юрик, естественно, получил по полной новый большой срок «строгача». А вот главного потерпевшего – подлечившегося Евгения Карпова – ждало широкое общественное обсуждение и порицание. Как, дескать, дошел до жизни такой? «Не секрет, что сложна у человека жизнь в 15 – 18 лет, – написал потом в статье «Ленинской смены» председатель Канавинского райсуда Е. Сосипатров.
– Не всегда легко в это время верно поступить, найти правильное решение. И как важна в это время поддержка товарищей! Угланов, Хренов, Карпов, Веселов – комсомольцы. Но, по сути дела, только числятся ими. Никто из них не имеет комсомольских поручений, не участвует в общественной жизни. Как проводить досуг, подростки не знают. Вот и тянутся к водке».
А дали бы им комсомольское поручение – не стали бы они у родителей, как говорил Трус, «мелочь по карманам тырить» и «краснуху» распивать на крыльце у гастронома!
Вообще же, советская власть, наивно верившая в то, что главную роль в формировании личности играет социальное научение (то есть воспитание), всякий раз удивлялась, откуда берется такая плохая молодежь. Мы им создаем все условия, кормим, учим, холим, лелеем, «какие корпуса понастроили», а они снова пьют и хулиганят!
Изжили, можно сказать, все буржуазные пережитки, ликвидировали все условия для морального разложения, но они всё равно «разлагаются»… Искренне удивлялись этому и в 30-е годы, и в 50-е, и в 60-е, и в начале 80-х.
Вновь и вновь винили школу, семью, комсомольскую организацию. Тут недосмотрели, там недоглядели, сям недодали комсомольских поручений – и вот результат, понимаете ли! Книгу не подсунули почитать, в конце концов. Вот если бы досмотрели, доглядели, додали и подсунули, давно бы не было у нас хулиганов и алкоголиков.
Ну а закончилось всё и вовсе «лихими девяностыми», когда в очередной раз возник вопрос: откуда взялись все эти «отморозки»?!
Виктор МАЛЬЦЕВ «Ленинская смена»
